Кто первым нарушит мир на Украине

Мир только подписали, а уже неспокойно. В воскресенье президент Порошенко созвонился с Обамой, на всякий случай договорился «о дальнейшей координации усилий в случае эскалации конфликта». С оптимизмом смотрят в будущее. В тот же день он в Генштабе объявил, что Украина, конечно, за мир, но другую щеку подставлять не будет, и попросил прощения у Бога. В ДНР со своей стороны сообщили, что прекращение огня соблюдают везде, кроме Дебальцева, потому что оно на их территории, а у себя дома стреляем где хотим, так ведь все нормальные люди и делают. Хотя стрелять все-таки перестали.

Владимир Парасюк, тот самый сотник Майдана, который ставил ультиматум Януковичу, а теперь депутат Рады и командир роты батальона «Днепр», недоволен: «Нам не нужно перемирие, нам нужна победа». А с ним и другие: командир батальона "Донбасс", тоже депутат и народный герой Семен Семенченко сообщает, что договоренности нереалистичны.

Интеллигентный Мустафа Найем, депутат и один из организаторов Евромайдана, пишет: «Я бы не испытывал никаких иллюзий по поводу будущего – это перемирие временно и важно четко понимать, чем встретить противника в следующий раз».

Среди публичных аналитиков хладнокровные говорят о меньшем из зол, а пессимисты волнуются: нынешнее соглашение хуже прежнего, потому что Путин получил больше. Вроде и рады, что не стреляют, но настроение не очень.

Воображаемая карта

Украинцы, однако, должны понимать, что Порошенко подписал эти условия не потому, что так хочет Путин, а потому, что так хотят Олланд и Меркель.

Поэтому Порошенко прогнулся не под Путина, а под Европу. А это и есть центральная идея Майдана – не просто двинуться в сторону, а перейти под внешнее управление Европы, чтобы помогли избавиться от недостатков, с которыми сами не справились. Для этого наняты даже министры из стран Евросоюза, хотелось бы более громких имен, но и эти сигнализируют: смотрите, у нас тут управляют реформаторы-европейцы. Ну вот нынешнее соглашение и есть элемент внешнего европейского управления Украиной, причем при участии не отставного литовского министра, а первых европейских лиц.

Да, это внешнее европейское управление учитывает Россию. Хуже того, оно учитывает даже озлобленную и плохо ведущую себя Россию. Но на каком основании украинцы решили, что внешнее европейское, а даже самое что ни на есть внешнее американское управление совсем не будет ее учитывать? Киссинджер, когда мотался по столицам, чтобы закончить войну Судного дня, то и дело залетал в Москву. Можно сказать, это потому, что тогдашняя Россия была погрознее нынешней, но так и Синайский полуостров – не мать городов русских.

Перейдя под управление Европы, невозможно избавиться от России, будто ее нет вовсе, потому что сама Европа не избавлена от России. Ты отдаляешься или приближаешься, меняешь шило на мыло, пусть даже яблочко на яблоню, но карта мира, где на месте России раскинулся Оcean of Dreams, океан мечты, является руководством к действию только в Житомире или Паневежисе, да и то у гуманитарной преимущественно интеллигенции. А в Париже и Берлине такой карты нет.

Бывает вдова, которая себя сечет, а бывает и Сусанин, который сам себя заводит в болото, в то время как ляхи спокойно шествуют согласно дорожным указателям. А бывают ляхи, которые заблудятся без всякого Сусанина. Достаточно вместо реальной карты взять карту мечты, наставить себе указателей и шествовать по ним «на Берлин», хотя Берлин-то вовсе в другой стороне.

И мы и украинцы – жертвы собственноручно обставленных ложных указателей. Воткнуть указатель со словом «Европа» и бодро двинуться в его направлении еще не значит, что ты движешься в нужном направлении, то есть в упомянутую Европу. Воткнуть указатель со словом «Святая Русь – отдельная цивилизация» и бодро двинуться туда вовсе не означает, что ты приближаешься к Святой Руси: скорее всего, ты идешь прямой дорогой на погост.

Президент Путин нафантазировал карту – пусть на основе реальных скал, куда его выносил шторм, – поверил в нее и привел страну к ощутимым бедствиям, крупнейшим за 15 лет, если не четверть века. И это после того, как обрел славу правителя, при котором русские жили хорошо, как никогда. Украинцы в силу многих причин тоже поверили в созданную собственными настроениями карту и стали вести себя так, будто мир устроен как в ней нарисовано. Например, действовать исходя из веры, что Россия и Запад – бессрочные вечные враги. И что чем злее ты враждуешь с Россией, тем ближе ты становишься к Европе, к Западу, тем больше ты можешь рассчитывать на западную помощь.

Путин, сидящий 16 часов на переговорах о мире, не совсем похож на Путина с воображаемой карты мира, который просто маньяк и хочет всех убить. То есть, конечно, не то чтобы полностью здоров, и жертвы и разрушения имеются, но намерения всех, всё и любой ценой тоже не просматривается. Конечно, можно сказать, что все 16 часов ему просто выкручивали руки и наконец надели смирительный хитон. Но ведь тогда можно сказать, что и Порошенко заставили: он-то, если говорить о его и народа желаниях, предпочел бы все вернуть, включая Крым, да и дело с концом. Ну а в российской патриотический картине это мы за 16 часов смирили Запад.

Вот это и есть сейчас самая большая опасность для мира – инерция самодельной карты. На которой Запад и Россия – две непримиримо враждующие цивилизации, а Украина – передний край борьбы. И если Запад этого еще не понял, это потому, что борьбы было недостаточно. Но если борьбы немножко добавить, то Запад точно поймет и переднему краю поможет.

А со стороны ополченцев и прочих боевых идеалистов и не очень идеалистов –  похожая опасность. Они ведь тоже исходят из вечной и неизбывной вражды Запада и России, где «отдельные районы Донецкой и Луганской областей» – передний край войны миров. Не на жизнь, а на смерть, до последней боевой треноги. Православие или смесь. И что Россия еще не втянулась всеми силами и средствами, потому что борьбы было недостаточно. Но надо чуть-чуть дожать – и втянется, и врага уничтожают, потому что не сдается, и победа будет за нами, потому что иначе дело наше дрянь.

Беда ведь не в том, что в соглашении есть множество тонких мест, где оно может порваться. А в том, что все оно натянуто, как тонкая нить, на воображаемую украинцами, ополченцами, Путиным, Грибаускайте, Маккейном вражду Запада и России, которой надо чуть-чуть подсобить, и все встанет на свои места.

Как и в случае югославских войн – договоренности усталых лидеров в чужих столицах очень плохо воспринимались на местности. Потому что на местности жили по собственноручно расставленным знакам.

Тонкие места

А теперь собственно о соглашении. Просто по самому языку соглашения, по тексту по его корявому хорошо видно, в каких муках оно писалось. Это, конечно, из ряда документов, которые держатся не столько на тексте, сколько на честном слове и на желании сторон.

Броня крепка, и слово наше честно. Но тонких мест в ней полно.

Например, в пункте десятом: «Разоружение всех незаконных групп». А какие незаконные? Для обычной мирной жизни – вчерашние шахтеры и охранники магазинов, бегающие с гранатометами, и есть самые незаконные. В Киеве так про них и думают. А для сепаратистских республик – это их законные армии и милиция. Зато в ближайшие же дни российский МИД назовет незаконными группами добровольческие батальоны, «Айдары» да «Днепры», не говоря уже про какой-нибудь сектор – то левый нужен им, то нужен правый. А для украинцев это законные революционные гвардейцы, не хуже петроградских имени Троцкого.

Так уже было после Женевских соглашений апреля 2014 года. В них был пункт про освобождение незаконно захваченные административные здания. И украинцы имели в виду под ними – захвачены областные администрации Донецка и Луганска, а в Москве – киевские и ровенские учреждения, занятые сотнями Майдана.

Или пункт 11, про конституционную реформу к концу 2015 года, «предполагающую в качестве ключевого элемента децентрализацию», да еще «с учетом особенностей отдельных районов Донецкой и Луганской областей, согласованных с представителями этих районов». То есть реформу Конституции всей Украины надо будет не просто провернуть за год и в сторону, противоположную той, на которую указывает местное общественное мнение, а оно за «едину краину», но еще и согласовать ее с теми, кого считают террористами и бандитами. Это как вообще?

А Конституция – компетенция не Кучмы и даже не Порошенко, а конституционного большинства Рады, которого у Порошенко как было, так и сплыло. Для большинства украинцев, как мы видели, минские соглашения – это или капитуляция, или временное перемирие. Если же будет тихо, если отступят ужасы войны, и вовсе очень трудно будет убедить шумных депутатов Рады проводить реформу с «ключевым требованием децентрализации» да еще с учетом бандитских пожеланий.

Амнистию в пятом пункте договора – для всех, а не, как обычно, «для не совершивших тяжкие преступления» – опять же предложено провести отдельным законом, а закон – это снова Рада. А везде, где от Рады требуется исполнить нечто подписанное Кучмой и Плотницким, есть сомнения, что она будет: кто они вообще такие.

А нет реформы, нет не только мультиков, но и сериала под названием «Государственная граница». Потому что реформа утром, а граница вечером. А утро вечера настолько мудрёнее, что вечер может и не наступить. С трепетом сердца мы ждали явленья божественной Эос. А она не пришла.

Пункт четвертый тоже поди пойми: «В первый день после отвода начать диалог о модальностях проведения местных выборов в соответствии с украинским законодательством и Законом Украины “О временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей”». Начать диалог о модальностях проведения выборов. Кого с кем, и главное – о чем? Модальности проведения – это как?

У филологов модальности – это изъявительный залог, условное наклонение или, к примеру, casus irrealis, невозможное событие. У дипломатов, конечно, модальности – это иначе. Что-то ближе к латинскому modus – способ. А все равно беспокойно. Если пушку-другую не отведут от линии – диалог окончится, не начавшись? А ведь есть большие опасения, что не отведут. Дипломаты говорят, когда пушки молчат. Но те, кому придется разговаривать о выборах в упомянутых областях, – не слишком дипломаты, и слово «модальность» могут не так понять.

А они снова светят голой спиной, и в 8-м пункте, где про «определение модальностей полного восстановления социально-экономических связей, включая социальные переводы, такие как выплата пенсий и иные выплаты». Нет бы сказать «начинаем платить пенсии и зарплаты учителям» в «отдельных районах». Так нет – определяем модальности. А модальность в Киеве на этот счет известно какая: нечего этих сепаров содержать, сами виноваты, пустили себе ад, пусть несут ответственность. Пенсионеры их – совки с Лениным в головах, из-за них все беды, врачи на наши денежки будут лечить боевиков, а учителя – учить великой победе и братству народов, а не правильной истории Украины – многовековой жертвы российской агрессии. В Москве же на этот счет другая модальность: не бывает, чтобы регион оставался в стране и чтобы там никому и ничего не платить. А в Донецке модальность своя: давайте уже шлите деньги быстрее.

Модальности хороши, когда одетые в габардин послы беседуют с себе подобными о сокращении стратегических ядерных вооружений, а не пацаны из райцентров с довольно порой конкретными пацанами из Рады и окрестностей.

И там, где нет модальностей, не все ясно. В шестом пункте согласились обеспечить освобождение и обмен всех заложников и незаконно удерживаемых лиц на основе принципа «всех на всех» – на пятый день после отвода. То есть через 19 дней, считая с прошлого четверга. А летчица Савченко – она незаконно удерживаемое лицо или законно, по решению суда? А неформатный украинский журналист Коцаба  – незаконно, или все в порядке, по решению СБУ за измену родине?

А вот что пишет самый меткий и прославленный хроникер слов и жестов первого лица и окружения, пробывший те же 16 часов с наружной стороны двери, за которой заседала «нормандская четверка»: «По данным “Ъ”, из тех 16 часов, что лидеры четырех стран провели в переговорах, едва ли не половину этого времени они обсуждали дебальцевский котел. И прежде всего, есть он или нет. Владимир Путин настаивал, что он есть и что, если будет заключено соглашение о перемирии, странно, если оно не будет нарушено: те, кто в котле, обязательно постараются выбраться из него. Петр Порошенко настаивал на том, что никакого котла нет. Его данные, впрочем, противоречили данным французской разведки, и поэтому Франсуа Олланд давал понять, что про Дебальцево все известно: котел есть». Спор продолжается по сию пору, а с ним и стрельба.

Известно, что рвется там, где тонко, но где рвется, если тонко везде?

Как окончить войну

На Украине есть соблазн повоевать еще немного и получить американское оружие и сим победить. Ведь если война продолжится, что они теряют, кроме людей и денег? Здесь есть искушение думать, что все репутационные издержки в этом случае понесет Россия. Если война продолжится, это в очередной раз докажет, что Путин – агрессивное чудовище и Россия – агрессивное чудовище, враг мiра – через обе буквы «и». Возможно, СМИ именно это объяснение событий подхватят и понесут. Но у западных лидеров – не вообще политиков, вроде отдельно взятого сенатора, а лидеров, – довольно высокий уровень экспертизы и знаний о происходящем на местности: см. историю с котлом. И они будут знать, независимо от медийного шума, кто действительно нарушил мир, одна сторона или обе, как они знали это в августе 2008 года, и поэтому не было тогда санкций, несмотря на применение боевой авиации и официальное признание сепаратистских республик.

Если война продолжится, украинцы должны понимать: они подтвердят не только свой тезис о том, что Россия – многовековое зло, с которым нельзя договариваться, а нужно добивать. Они заодно докажут любимый тезис Путина о том, что Украина – несостоявшееся государство, фейлд стейт, которое не может выполнить то, что подписало.

И попутно, чтоб два раза не вставать, тезис российской дипломатии, что ополченцы – некоторая самостоятельная сила, которой нельзя просто приказать из Кремля. А Запад по югославскому опыту знает: сепаратисты были покладисты и слушались Милошевича, когда их желания совпадали, и оказывались весьма строптивыми, когда переставали совпадать.

Про украинцев я говорю больше, чем про ополченцев, не потому, что они какие-то страшно воинственные и любят убивать, а потому, что эта самая линия разграничения, прекращения огня и отведения войск проходит по их территории, не говоря уже о том, что Крым вообще вылетел за скобки разговора. Оно и понятно, переговоры были о мире в Донбассе, а если к ним добавить еще и Крым, ни до какого мира в Донбассе будет не договориться.

Но население Украины все равно воспринимает это как поражение. И возникает настроение: ну давайте еще повоюем, Россия с сепаратистами покажет свое зверское лицо, и уж тогда Америка вмешается и поможет нам сначала оружием, а потом еще как-нибудь этих русских дожать и выгнать.

Главный враг мира сейчас не Путин, а национальные самолюбия воюющих и общественный милитаризм на местности. Больше опасности, что мир будет нарушен не сверху, а снизу, но если война возобновится снизу, сверху не смогут не поддержать своих: наших же бьют.

Правильной стратегией для Запада будет обусловить помощь Украине не войной, а миром. Потому что пока хорошо слышны голоса «поможем, если будет война», в сложившихся обстоятельствах она будет. Поэтому предложение, от которого нельзя отказаться, должно звучать так: «Поможем, если будет тихо». России же сейчас, если установится относительная тишина, надо не добавить санкций, заперев ее внутри собственноручно выстроенной снежной крепости, а, наоборот, снять часть, чтобы стала видна разница и не хотелось назад.

• Александр Баунов