Шквал законопроектов и законодательных инициатив, направленных против гражданского общества, смело можно отнести к категории авторитарного права. В этих законах собраны все страхи и негативные эмоции российского истеблишмента. И главный страх — перед гражданским сопротивлением белорусского типа.
Различий в представлениях о будущем между различными социальными и идеологическими группами гораздо больше, чем объединяющих позиций.
Нынешние отставки и назначения в правительстве связаны хотя бы в какой степени с политикой лишь потому, что время от времени заинтересованной публике нужно демонстрировать движуху внутри бюрократии.
Дмитрий Тренин анализирует договоренности сторон и итоги конфликта.
Пекин показал, что будет и дальше жестко регулировать рынок, ограничивая частную инициативу там, где видит угрозу социальной стабильности.
Осмысление последствий сталинского периода исключено из официальной исторической политики: государство «откупилось» мемориалом на проспекте Сахарова, а люди, поминающие жертв репрессий, идут не к «Стене скорби», а по-прежнему к Соловецкому камню.
Смысл демократии в декорпоративизации государства – то есть в самой возможности ротации власти. Тогда и не будет стоять проблема соединения – разъединения физического и политического тел высшего руководителя. Останется одна «функция», имеющая сервисное значение: государь по вызову.
Рано или поздно России придется расторгнуть договор о коллективной амнезии.
Несколько лет назад историки предложили создать Совет исторических консультантов при президенте США. Цель такого Совета – помочь правительству не наступать на грабли, иной раз – грабли отравленные. В этом смысле России не помешал бы Экономико-исторический совет: изучив с помощью ученых уроки экономической истории, можно было бы избежать фатальных ошибок.
Китайский механизм санкций лишен главного элемента, который делает аналогичный инструмент столь мощным в руках Вашингтона,— возможности накладывать вторичные санкции под угрозой отключения от мировой финансовой системы.
Ищем место России в современном мире, анализируя прошлое и присматриваясь к будущему, вместе с директором Московского Центра Карнеги Дмитрием Трениным. В интервью «Новому проспекту» политолог объяснил, почему в отношениях России с другими странами далеко не всё зависит от персоны Владимира Путина.
Внешнеполитические события недавнего времени — утечка разговора Эммануэля Макрона с Владимиром Путиным, выступление российского лидера на сессии ООН, оставшийся без ответа призыв к миру в Карабахе — заставляют задуматься о том, почему действия России на международной арене все чаще остаются без последствий или приводят к негативным результатам.
Кремль ошибся в расчетах и столкнется с гораздо более сильным Алексеем Навальным
События в Белоруссии и недавняя встреча Владимира Путина и Александра Лукашенко в Сочи заставили экспертов задуматься над вопросом, а нужны ли России союзники как таковые? И если да, то какие и кто? И надо ли за «дружбу» платить? При этом значительная часть общества, если верить результатам последнего опроса ВЦИОМа, видит ситуацию совсем в ином свете: треть россиян выступает за то, чтобы Россия вернула себе статус супердержавы. «Огонек» попросил директора Московского центра Карнеги Дмитрия Тренина объяснить, в чем причины давних российских проблем на «союзническом фронте».
Ожидать, что финансовый «большой брат» из Китая поможет России в случае одновременных жестких санкций со стороны США и ЕС, не приходится.
Выяснить, кто затевает акты, подобные избиению Егора Жукова или отравлению Алексея Навального, как правило, невозможно. Однако они совершенно точно связаны с позицией российских властей, которые предпочитают молчать в таких случаях.
Военная или полицейская интервенция России будет воспринята белорусским гражданским обществом как оккупация. Существенно менее затратно для Кремля пугать — мир и белорусов.
Острый политический кризис в Белоруссии, разразившийся в результате президентских выборов в августе 2020 г., заставляет внимательнее присмотреться к политике Москвы в отношении номинальных российских союзников – не только Белоруссии, но и других членов Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) – Армении, Казахстана, Киргизии и Таджикистана.
Диктаторы типа Чаушеску защищают даже не свой режим, а просто самих себя. Но наступает момент, когда диктатор полностью теряет социальную базу и «50 тысяч проверенных пролетариев» не приходят на помощь.
Протесты в Минске куда больше напоминают «бархатные революции» Восточной Европы 1989-го, чем киевский Майдан. Когда народ становится субъектом истории и источником власти, постсоветские режимы оказываются бессильны.